Бриджклуб.ru

Январь, 1967

перевод Олега Рубинчика

наверх

Почему мы выиграли
Теренс Риз

    Вердикт "не виновны" был вынесен трибуналом под председательством Фостера 9 Августа, но на тот момент когда я пишу эту статью, вот уже в течение двух месяцев Британская Бриджевая Лига гадает безопасно или нет публиковать Рапорт Фостера. Я до сих пор его не видел. Полную историю обвинения в Буэнос-Айресе, драмы, которая время от времени переходила в комедию, я описал в моей книге "Story of an Accusation". В этой же статье, написанной для бриджевой публики, которая в курсе о чем речь и знакома с основными действующими лицами, я сосредоточусь только на одном вопросе – почему мы победили. Этот факт очевидно удивил многих людей, которые были знакомы с тенденциозным и, как Вы вскоре увидите, во многом фальшивыми рапортами WBF. Я отвечу на те вопросы, которые задавались мне каждым, кто интересовался этим делом.

    Почему ББЛ возбудила следствие?
    С момента вынесения вердикта, американцы возмущаются: "Это непостижимо! WBF вынесла вердикт и попросту передала дело ББЛ на исполнение". Разумеется, это не то, как всё начиналось. Комитет WBF провел исследование (уж какое провёл – такое провёл) и без серьезных сомнений, на основании тех свидетельств которые были положены перед ним, пришел к логичному выводу, что обвинение соответствует действительности. Но они рано остановились, они слишком рано остановились в исследовании свидетельств и сознательно воздержались от публикации того, что они обнаружили. Публичное сообщение гласило: "Дело передано в Британскую Бриджевую Лигу". Составленный Батлером рапорт о заседании WBF, был передан Консулу ББЛ и Консул был в полном праве принять его и признать, что мы виновны в жульничестве. Однако Консул ББЛ, ещё до того как имел возможность выслушать нашу точку зрения, не был удовлетворен этим Рапортом и официально опубликовал причины по которым он счел необходимым провести независимое следствие в Судебной форме Британского правосудия. Он указал следующие причины:

  1. В Рапорте WBF отсутствовали какие-либо выводы, он просто передал дело в ББК.
  2. При вынесении Рапорта было допущено нарушение процедуры, определенные официальные лица действовали в качестве судей на основании своих собственных свидетельств.
  3. Было указано, что сдачи сыгранные в течении чемпионата являются частью свидетельств, но никаких деталей об этих сдачах не было представлено;
  4. Игрокам не было предоставлено достаточной возможности представить свою защиту.

    Последний момент сам по себе достаточен, чтобы не принять Рапорт WBF. В Буэнос-Айресе Борис и я были перед Комитетом хорошо если 30 минут, как минимум 20 из которых было посвящено зачитыванию обвинений против нас. Первое что я сказал, было "Посмотрите на записи сдач и вы сами увидите, что правда, а что нет".

    В какой форме проходило следствие?
    Это было Судебное следствие, обе стороны которого имели своих представителей и все свидетели подвергались перекрестному допросу. Поскольку следствие было затребовано ББЛ, то технически лига являлась обвинителем и роль прокурора исполнял Господин Симон Голдблатт. Трибунал состоял из Королевского Консула ("Королевский Консул" в английской юридической системе является званием юриста, говорящим как о высокой юридической квалификации, так и о праве заниматься адвокатской деятельностью. Переводчик) и члена Парламента Сэра Джона Фостера, весьма известного юриста, председательствовавшего во многих правительственных трибуналах и Лорда Бурне, высокопоставленного военного, судившего во многих процессах. С точки зрения бриджа им помогали Tony Priday и Alan Hiron.

    Кто имеет преимущество в подобной форме следствия?
    Мы имели преимущества, которые являются стандартными для защищающейся стороны: мы выступали после того, как выступали свидетели обвинения и тяжесть доказательств лежала на второй стороне. Мы имели прекрасного защитника Королевского Консула Леонарда Каплана, наиболее выдающегося и компетентного юриста, хотя Голдблатт, очень упорный и дотошный юрист, составлял ему весьма серьёзную оппозицию. Проводимые Голдблаттом допросы свидетелей, возможно были не столь яркими, как у Каплана, но ни одной детали не было упущено. Это была честная битва.
    С этой стороны преимущества всё-таки были у нас, но были и очень важные факторы против нас. Вообще вся идея независимого следствия содержала для нас серьезную опасность. Основная идея защиты, как мы-то считали поначалу, была в том, чтобы сыгранные сдачи доказывали нашу невиновность. Но смогут ли люди не участвующие в турнирном бридже понять их? Подобные доказательства для них бесспорно будут относится к доказательствам второго сорта. Кроме этого, наша позиция была изначально слаба, поскольку дело уже было решено против нас предположительно компетентной и непредубежденной инстанцией, такой как WBF, рапорт которой был частью материалов дела.
    Ну и наконец самой большой и самой вероятной опасностью для нас было то, что Трибунал вынесет вердикт "Виновность не доказана", что является достаточным с точки зрения Судей, поскольку освобождает нас от юридической ответственности, но никак не спасает нашу репутацию.

    Почему следствие оказалось столь долгим?
    Никто и никогда не пытался тянуть это дело по каким бы то ни было тактическим причинам. Просто оказалось не так уж и просто собирать всех занятых людей в нужное место и в нужное время. Оба Королевских Консула принимали участие и в других судах, а с английской системой правосудия невозможно предсказать сколько будет длится то или иное дело. Какое-то время было потеряно в связи с выборами. Ну и наконец технический анализ сдач занял непредсказуемо долгое время – споры проходили по каждому моменту в каждой сдаче, прежде чем эксперты приготовили анализ, который был передан Трибуналу, состоявшему из людей, не являющимися бриджевыми экспертами.

    В чем заключались свидетельства о непосредственных наблюдениях и как Вы на них ответили?
    Наблюдения были двух сортов. Трое свидетелей – Беккер, Миссис Хайден и Траскотт – рассказывали о том, что они видели прежде, чем им было сказано о наличии зависимости между тем, как мы держим карты и червовой мастью. Трое других свидетелей – Батлер и Свимер со стороны обвинения и Кехела со стороны защиты – рассказывали о том, что они видели после того, как им было сказано о якобы существующей зависимости.
    Мы сразу согласились – это было одно из первых вещей, которые я сказал комитету, что вполне возможно, что способ которым мы держим карты не является постоянным и может меняться не только между сдачами, но и в процессе одной сдачи. Мы приложили к материалам дела несколько фотографий, сделанных за годы наших игр, в которых видно, что мы держим карты различным образом, но при этом играем в паре не друг с другом, а с различными партнерами. Таким образом свидетельства триумвирата (Беккер, Хайден, Траскотт) существенны только если существует якобы замеченная ими корреляция между "сигналами" и количеством черв. Естественно, был задан вопрос: "Если вы делали записи наших "сигналов", а потом обнаружили соответствие, то почему эти ваши записки не были продемонстрированы Комитету в Буэнос-Айресе"? Это было бы доказательством неубиенной силы. Это было именно то, что я просил увидеть, когда меня вызвали на заседание АК в Буэнос-Айресе. Вместо того, чтобы продемонстрировать эти записи, они вызвали Траскотта с его группой сдач. Батлер никогда не слышал о существовании каких-либо записей, и они не упомянуты ни в одном документе из Буэнос-Айреса. Свимер сказал, что он полагал, что записи были сделаны многими людьми, в частности, он сказал, что записи точно делались Траскоттом, но триумвират сообщил, что записи делала только Миссис Хайден. Согласитесь, что вопрос о том, как мог Капитан Британской команды не поинтересоваться и не заглянуть в столь важные документы вполне легитимен. Поскольку в Буэнос-Айресе никто не видел записки, то на следствии защита могла задать простой вопрос: в действительности ли представленные нам записи являются точными и неизмененными записями наблюдений, сделанных во время той сессии?
    Показания трёх свидетелей, которые знали о вменяемом коде в то время, когда они делали свои наблюдения были жизненно важны. Точность показаний Батлера оказалась под большим вопросом. Начнем с того, что он сам признал, что занял неудачную позицию для наблюдений, с которой он мог видеть мои карты, но мог только догадываться, сколько пальцев видно моему партнёру. Также он согласился, что изначально был настроен очень подозрительно; он использовал фразы типа “Я ожидал увидеть то-то и то-то”. В течении перекрестного допроса Каплан выяснил, что в 8 из 9 сдач, которые Батлер наблюдал, присутствует элемент неопределенности. То ли Батлер не видел сколько показано пальцев, то ли не знал, что должно было быть показано. Вот цитата из материалов дела о завершении этого допроса:
    Мистер Каплан: "Правильно ли я понимаю, что если бы пальцы были рассредоточены, то это была бы вторая сдача из наблюдаемых вами девяти, где сигнал пальцами совпал с количеством карт, если же его пальцы были сжаты, то такая сдача только одна. Считали ли Вы, что ваша убежденность в том, что происходит жульничество являлась обоснованной"?
    Мистер Батлер: "Я был убежден более чем наполовину, но не полностью".
    Мистер Каплан: "Вы говорили что были больны, не так ли"?
    Мистер Батлер: "Я чувствовал себя больным, поскольку даже четырех или пяти совпадений было бы достаточно, чтобы я почувствовал себя больным".
    Мистер Каплан: "Но Вы сказали что обнаружили только одно, максимум два совпадения, это так"?
    Мистер Батлер: "Да".
    Сравним это с тем, что было сказано в Буэнос-Айресе: "Четыре или пять примеров могли бы быть совпадениями, но точное соответствие в 19 сдачах подряд меня убеждает". От 19 сдач остались 9, которые он видел вообще и лишь в одной из этих девяти произошло совпадение!
    Показания Свимера кардинально отличались от показаний Батлера. Здесь не было никаких сомнений или колебаний. Траскотт, который наблюдал с того же самого места, что и Свимер, подтвердил, что было крайне тяжело с этой позиции сформировать мнение о том, сколько пальцев видно моему Партнеру, но Свимер был абсолютно уверен в своих наблюдениях, не только когда он сидел в кресле капитана за моей спиной, но даже когда он сидел за мной далеко сверху. Зато реальное количество червей, которое держал я, ему и в самом деле было прекрасно видно. Естественно, мы считали, что "знание" того, сколько пальцев я "должен" показывать партнеру в соответствии с вменяемым кодом, влияло на его восприятие того, что он видит на самом деле.
    Вот отрывок из допроса Свимера представителем его собственной стороны обвинения:
    Мистер Голдблатт: "Скажите, записанные карандашом колонки номеров и символов под буквами R и S вы записывали перед окончанием матча с Аргентиной, который Вы наблюдали"?
    Мистер Свимер: "Вы имеете в виду каждый из них"?
    Мистер Голдблатт: "Да".
    Мистер Свимер: "Я заполнял их во время розыгрыша".
    Я с интересом переглянулся с Капланом и Свимер быстро скорректировался, сказав, что имеет в виду, что сразу после окончания торговли.
    Ещё один пассаж, на этот раз во время допроса защитника. Свимер, согласно его истории, был проинформирован, что два пальца показывают дублет или пятикарт. Выглядело странным, что он не поинтересовался о разнице или не попытался вычислить её самостоятельно:
    Мистер Каплан: "Вам не было интересно обнаружить, как они различаются"?
    Мистер Свимер: "Нет".
    Мистер Каплан: "Нет? А почему?"
    Мистер Свимер: "Ну, я же всё равно практически сразу увижу. Я имею в виду, что во время розыгрыша станет понятно сколько их".
    Но самая сильная поддержка нашей теории, что на наблюдения Свимера влияли не пальцы, которые он наблюдал, а карты, которые он видел во время розыгрыша, пришла из документов. В записках, которые он приложил к материалам дела, одна из колонок отводилась под количество пальцев, которые я показываю своему партнеру. В двух сдачах у меня был ренонс, и у Свимера в колонке вместо цифры о количестве пальцев, которое он видит, стоит “*”. С моей точки зрения это является ярким доказательством того, что он вообще не смотрел на пальцы, а заполнял колонку на основании количества червей, которые он видел во время розыгрыша.
    Третьим и последним человеком, который наблюдал сдачи после того, как был проинформирован о вменяемом коде, был Кехела. (Регулярно появляющиеся в американской печати утверждения о том, что "десять независимых свидетелей наблюдали связь между сигналами и количеством карт в черве", являются, мягко говоря, серьезным преувеличением.) Кехела наблюдал за теми же сдачами, что и Батлер – вторая половина финальной сессии против Аргентины. Он заметил несколько сдач, в которых отсутствует связь между количеством червей и показанными пальцами, а после изучил сдачи в поисках подтверждения обвинения. Ничего не обнаружив, он пришел к выводу, что во время наблюдаемых им сдач обмена сигналами не происходило. Его наблюдения о количестве пальцев заслуживают больше внимания, чем Батлера или Свимера, поскольку он не сидел на одном месте, а двигался, пытаясь увидеть каждого из игроков с наиболее удобной позиции.
    Традиционно в законе нет ничего более сложного, чем доказать отсутствие – в данном случае, доказать, что мы ничего не делали. Не смотря на это, нам удалось доказать, что показания о наблюдениях далеко не бесспорны.

    Что такое технические свидетельства?
    Копии всех сыгранным мной и Борисом на этом Чемпионате 198 сдач были в материалах дела и, в своем первом слове обвинитель Голдблатт, с помощью инструктирующего его экспертного игрока, составили список сдач, в которых, по их мнению, содержаться признаки наличия дополнительных знаний. Мы ответили на каждую из этих сдач и подали свой собственный список, указывающий в противоположном направлении. Наш список состоял из 30 сдач, в которых мы бы точно действовали бы иным способом, если бы обладали знанием о черве партнера. Все эти сдачи были обсуждены с обеих точек зрения и включены в приложение к моей книге, так что читатели могут с ними познакомиться и выработать свое собственное мнение. Нашими главными свидетелями были Джереми Флинт и Хередиа. Вот типичный пассаж.
    Мистер Каплан: “Вы проанализировали эти сдачи, нашли ли Вы что-нибудь, что подтверждало бы обвинение в жульничестве”?
    Мистер Хередиа: “Ничего. Откровенно говоря, я не нашел ни одной хоть сколько-нибудь странной сдачи. Я должен объяснить Вам о моем подходе к анализу. Я не занимался изучением того, насколько технична была торговля. Я пытался поместить себя на место одного или другого игрока, предположить, что я знаю количество червей в руке Партнера и смотреть сделал бы я отличную заявку от той, которую выбрал игрок; а также сравнивал, что делали игроки в аналогичных ситуациях”.
    Примерно так. Множество же людей подходят к подобным проблемам неверно. Они говорят: "Я бы не выбрал такую заявку" и делают из этого вывод, что сдача подтверждает наличие чего-то нехорошего. Или ещё хуже. Они рассуждают следующим образом. "Игроки обвиняются в том, что знают сколько червей в руках друг у друга. Игроки, которые знают сколько червей друг у друга, торговались бы тем же способом. Значит сдача подтверждает то, что игроки знали о черве друг друга." Поразительно, как легко люди покупаются на этот бред. Каждый раз, когда игрок откроется 1 черва с ТКДхх и найдет партнера с В10хх получается, что их "торговля подтверждает наличие сигналов".
    Основную часть наших защитных сдач составляли входы в торговлю. Односторонняя торговля проходит по системе, она ничего не доказывает и не опровергает, а вот оверколы, обычно, являются делом индивидуального стиля и временных предпочтений. Существование множества граничных рук, где мы не входили в торговлю, тогда как знание о черве Партнера делало бы эти входы полезными и безопасными, было нашим наиболее сильным свидетельством.
    Еще один важный момент, замеченный Ортиз-Патино, заключался в том, что в девяти случаях из десяти, находясь на висте, мы честно сигналили количество карт в черве, атакуя четвертой сверху. В том единственном случае, когда был выбран обманный сигнал, в торговле и руке атаковавшего были серьёзные технические причины атаковать пятой сверху. Как указал свидетель, если партнёр осведомлен о количестве карт в черве, то нечестная пара определенно попробует получить безопасное преимущество, не давая честных количественных сигналов.
    Одним из центральных вопросов дела был тот, насколько свидетельства полученные из сдач могут опровергнуть свидетельства полученные из непосредственных наблюдений? Все свидетели защиты были убеждены в том, что если жульничество имело место, то следы его обязательно обнаружатся при анализе достаточно длинного матча. Все согласились с тем, что если существует конфликт между тем что люди видели, или тем что они думали, что они видели; или тем что они говорят, что они видели, и объективными свидетельствами из записей матча, то последние более важны.

    Какие основные аргументы использовались защитой?
    Свидетельства из наблюдений и свидетельства из сдач были основными, но были и другие. Вот, кратко, некоторые другие аргументы, которые мы использовали:

  1. Было бы сущей нелепицей что мы, ближе к концу весьма успешной карьеры в игре согласились бы на столь чудовищный риск при столь мелких ставках, как обмен сигналами в последней части матча против Аргентины, когда наша команда впереди на 150 импов.
  2. Та система сигналов которая нам приписывалась совершенно несерьёзна (На мой вкус это очень сильный аргумент.) Подумайте сами, насколько легко придумать систему, которую невозможно засечь. Повороты головы, рук, карт, пространство между картами. Ну зачем нам использовать столь грубые сигналы?
  3. Если уж пара решила жульничать и обмениваться нелегальной информацией, то вряд ли информация именно о длине в червовой масти стала бы их выбором. Куда как полезнее информация о том, насколько соответствует сила карт игрока его последней заявке – является ли его карта несколько сильнее, чем он обещал, четко посередине или он уже натянул с последней заявкой. Или даже простое указание атаки уже даст больше преимущества, чем знание о количестве червовых карт. Некоторые из свидетелей обвинения оставили в воздухе подозрение о том, что и другие сигналы тоже использовались. Однако, это предположение наталкивается на иную проблему – экспертная пара вооруженная всем этим жульничеством не проиграла бы критический матч на 121 ИМП, как мы проиграли команде Италии. Увы, мы отыграли этот матч значительно хуже своей обычной формы.
  4. Чтобы ограничить использование вменяемых нам сигналов до того уровня, чтобы их нельзя было обнаружить в протоколах от пары требуется исключительное суждение и самодисциплина. С одной стороны, игроки должны всё время выбирать такие заявки, которые не кажутся подозрительными, даже исходя из известного кода, а во-вторых, противостоять искушению увеличить амплитуду использования, если матч идёт не так как надо.
  5. Довольно продолжительное время перед турниром и на протяжении самого турнира наши личные отношения с Борисом оставляли желать лучшего, о чем говорили несколько свидетелей. Перед турниром я направил в ББЛ официальное письмо, в котором информировал Селекционный Комитет, что я не хочу играть в Буэнос-Айресе в паре с Борисом, а предпочел бы играть Little Major в паре с Флинтом. В своей финальной речи Голдблатт сказал:
        "Факт натянутых отношений между Ризом и Шапиро не имеет отношения к делу. Как может влиять на то жульничали ли Риз и Шапиро тот факт, что Риз и Флинт предпочитали играть в паре друг с другом?"
        На это ответить очень просто. Если двое игроков настолько хотят выиграть, что они разработали систему жульничества, то предположительно они постараются использовать эту систему на практике.
  6. Если бы я и Борис действительно делали бы что-то не то, то происходившие вокруг нас во время турнира события, бесспорно, должны были нас насторожить. Согласитесь, что необычно, что капитан и члены американской команды смотрят за нашей игрой, в то время как их собственная команда играет в бриджераме, особенно с учетом того, что с занимаемых ими позиций очень неудобно следить за самой игрой. Это было очень странно, что Свимер настоял, чтобы мы с Борисом играли последнюю сессию против Аргентины, в то время как было хорошо известно, что я собирался играть её в паре с Флинтом. Выглядело странным, когда Свимер занял капитанское кресло на первую половину этой совершенно не важной сессии, и ещё более странно, когда на вторую половину сессии это кресло занял Батлер, достал записную книжку и стал что-то записывать. Это было в первый раз за неделю когда я или Борис заметили его возле стола.

    Были ли какие-либо фотографические свидетельства?
    Обвинение приложило две фотографии, обе сделанные не во время торговли, но обе подтверждающие обвинения. Мы наняли детектива в Буэнос-Айресе, чтобы он собрал и послал нам максимально возможное количество наших фотографий, сделанный во время чемпионата. Среди полученных нами фотографий три имели отношение к делу и подтверждали нашу невиновность.

    Присутствовал ли в этом деле персональный элемент?
    Разумеется, но я не собираюсь здесь много об этом говорить. В подобных делах решение трибунала по большей части основывается на мнении Судей о достоверности свидетельских показаний. Как подчеркнул Каплан в своей финальной речи, у нас нет необходимости доказывать сговор или клевету. Мы, однако, можем привлечь внимание к многочисленным обстоятельствам и совпадениям, которые хорошо сходятся с вышеупомянутыми предположениями.
    Было легко продемонстрировать, что и у меня, и у Бориса были плохие отношения со Свимером; что Батлер при всех этих волнениях, потерял представление о том, как положено действовать; и, что официальные лица в Буэнос-Айресе трактовали всё происшествие совершенно не так, как положено.
    Единственным и очевидно правильным методом было исследование обвинений с помощью Судьи турнира и назначенных им наблюдателей, которые записывали бы положения пальцев, не глядя в наши карты. А получилось так, что все исследования и все встречи, как официальные, так и неофициальные, проходили под диктатом одной и той же группы лиц.

    Что теперь будет?
    В самом начале турнира в Буэнос-Айресе Борис объявил, что это его последний большой турнир. Я буду играть в Gold Cup и, возможно, в отборе, если найду партнера, чтобы играть Little Major.
    Когда один из репортеров ACBL-бюллетеня написал, будто я сказал, что я буду играть, если это приемлемо, то он вывернул мои слова наоборот. Что я сказал в интервью BBC news в день оглашения вердикта, что существует группа игроков чьё отношение к этому обвинению таково, что мне будет неприятно играть с ними.

Начало | Продолжение

^Вернуться к Переводам

^-Вернуться к Титульной странице






реклама Live-ставки на американский футбол